Почему мы наказываем за одно убийство, но прославляем тысячи?

Говорят, человек — нежнейший вид существ. Мы способны на сострадание, на любовь, на невероятные акты самопожертвования. Но мы же, не моргнув глазом, упиваемся кровью других, начинаем войны и отправляем на них своих сыновей. Даже дикие звери, как подмечали еще древние, чаще живут в мире друг с другом. Почему же мы, наделенные разумом, так легко срываемся в пропасть взаимного уничтожения?

История знает множество примеров. Древние греки и римляне строили свои империи на жестоких столкновениях, защищаясь от врагов и захватывая новые земли. Один из самых ярких парадоксов — фигура римского императора Марка Аврелия. Он провел большую часть своего правления в военных походах, будучи выдающимся полководцем. И в то же время он был глубоким философом-стоиком, который каждый вечер в своем шатре писал размышления о том, как прожить благую и осмысленную жизнь.

Стоики не были пацифистами в современном понимании. Они не уклонялись от насилия, если того требовал долг. Но в их трудах мы находим пронзительное осуждение войны как явления. И хотя сам Марк Аврелий никогда прямо не осуждал войну — возможно, потому что это была его главная обязанность как императора, — он оставил нам пищу для размышлений. Он с глубоким уважением писал о философах вроде Диогена и Сократа, противопоставляя их полководцам — Александру Македонскому и Юлию Цезарю. Судьбу этих завоевателей он описывал как «сплошную тревогу и рабство». Он понимал, что, верша судьбы миллионов, они сами оставались рабами своих амбиций и были так же смертны, как и те, кого они убивали.

Но именно другие стоики, Сенека и Эпиктет, не связанные бременем императорской власти, смогли без обиняков назвать вещи своими именами. Они объяснили, почему война — это безумие, коренящееся в нашем глубоком невежестве относительно истинной природы блага.

Преступление, увенчанное славой

Давайте задумаемся. Убийство одного человека — тяжкое преступление в любом обществе. Мы наказываем убийц, считаем их угрозой, их поступки вызывают у нас отвращение. Мы ценим человеческую жизнь. Так почему же, задается вопросом Сенека, когда полководец совершает те же самые действия, но в тысячекратном масштабе, мы осыпаем его похвалами?

Он писал: «Мы безумствуем не только поодиночке, но и все вместе. Мы караем убийства и единичные расправы, — но как же война и прославленное преступление истребления целых народов? ... Алчности и жестокости нашей нет предела. И пока эти злодеяния творятся тайно и отдельными лицами, они менее вредны и менее чудовищны, но жестокость отправляется по постановлению сената и народа, и то, что запрещено частным лицам, предписывается от имени государства».

Сенека называл это «всеобщим безумием». Он не мог понять, как люди, преодолевая бури и штормы, рискуя жизнью в море, добираются до чужих земель лишь для того, чтобы там столкнуться с еще большим риском — убивать и быть убитыми. И ради чего? Чтобы уничтожить врага, которого они даже не знают в лицо.

«Но как иначе назвать это, как не безумием, — спрашивает он, — когда ты несешь за собой разрушение, в гневе бросаешься на людей, которых никогда не видел, без всякой причины уничтожаешь все на своем пути и, подобно дикому зверю, убиваешь человека, которого не ненавидишь?»

Современные технологии сделали войну еще более страшной, но вопрос Сенеки остается актуальным. Что толкает нас на это безумие, на взаимное истребление? Неужели мы действительно потеряли рассудок?

Корень безумия: почему мы воюем?

Сенека осуждает, но не до конца объясняет причину. Ответ дает другой стоик, Эпиктет.

Представьте двух братьев, Ивана и Петра. Они выросли в одном доме, за одним столом, у них одни родители. Но отец умирает, оставив в наследство прочный дом и плодородный участок земли. И вот уже братья смотрят друг на друга волком. Каждый верит, что именно ему дом нужнее, что именно он заслуживает владеть всем. Интересы каждого становятся важнее родственных уз. Вскоре брат становится просто помехой на пути к цели. Разве не безумие — ненавидеть родного брата из-за куска земли или дома?

Эпиктет утверждал, что именно эта логика лежит в основе всех конфликтов, от семейных ссор до мировых войн. Гражданские смуты, тирания, заговоры и войны произрастают из одного корня — нашей привязанности к собственным интересам и, что важнее, из нашего ошибочного представления о благе. Мы начинаем ценить то, что на самом деле нам не принадлежит.

Вспомните Троянскую войну. Царь Менелай потерял жену Елену. Стоила ли одна женщина гибели тысяч воинов с обеих сторон, сожженного города и десятилетних страданий? Стоит ли клочок земли, месторождение ресурсов или абстрактное понятие «чести» тысяч загубленных жизней?

С точки зрения стоиков, все это — внешние вещи, которые нам не подвластны. Землю можно завоевать, а потом потерять. Жену может унести болезнь. Честь и слава зависят от мнения других людей и забудутся со временем. Даже величайшие завоеватели в истории в конечном итоге превращаются в пыль, а их короткая жизнь оказывается наполнена насилием и страхом.

И мы обмениваем огромные, реальные страдания — свои и чужие — на эти мимолетные и ненадежные вещи.

Призы, которые не стоят борьбы

Эпиктет говорит, что единственное, за что действительно стоит бороться, находится полностью в нашей власти. Это наш характер: «верность, скромность, терпение, воздержанность, деятельное сотрудничество». Но вместо этого мы гонимся за внешним.

«Ведь не принцип человеческой природы заставляет их кусать друг друга, издеваться друг над другом... и в судах выставлять напоказ поступки разбойников... все, что люди делают друг против друга, руководствуясь лишь одной-единственной мыслью, а именно — ставить себя и свои интересы в вещи, которые не подвластны их воле».

Получается, что жажда военной добычи — будь то земля, ресурсы, власть или влияние — это эгоистическое стремление к вещам, которые, по иронии судьбы, нам не принадлежат и счастья не приносят. Преследуя свои эгоистичные цели за счет жизней других, мы хватаемся за то, что слабо и ненадежно.

Марк Аврелий был прав: империи приходят и уходят. Как долго император наслаждается тем, за что заплатил кровью тысяч, прежде чем состарится, умрет или устремит свой взор на что-то еще? Неужели разрушение городов и страдания миллионов — это адекватная плата за фантазии нескольких людей о том, каким должен быть мир?

Возможно, война — это и есть определение безумия: жертвовать реальным и ценным — человеческой жизнью и собственным душевным покоем — ради иллюзорных и преходящих вещей.

Литература:

• Сенека, Луций Анней. «Нравственные письма к Луцилию». (В этой книге, в частности в Письме 95, секции 30-33, Сенека прямо осуждает двойные стандарты общества, которое наказывает за единичное убийство, но восхваляет войну как «прославленное преступление». Это ключевой источник для понимания стоического осуждения жестокости).
• Эпиктет. «Беседы». (В «Беседах» Эпиктет многократно объясняет, что корень всех конфликтов — в ошибочном суждении о том, что является истинным благом. Он доказывает, что войны и ссоры начинаются тогда, когда люди начинают придавать высшую ценность внешним вещам (богатству, славе, власти), а не внутреннему состоянию души и добродетели).
• Марк Аврелий Антонин. «Наедине с собой. Размышления». (Личный дневник императора, который, ведя войны по долгу службы, размышлял об их тщетности в масштабах вечности. Книга демонстрирует внутренний конфликт и стоическое понимание мимолетности славы завоевателей и бессмысленности борьбы за то, что всё равно будет утрачено).
• Столяров, А. А. «Стоя и стоицизм». – М.: АО «Ками Груп», 1995. (Фундаментальный русскоязычный труд по философии стоицизма. Книга помогает понять этический контекст, в котором стоики, признавая гражданский долг, критиковали войну как проявление неразумности, страстей и невежества, что противоречило их главной цели — жизни в согласии с разумом и природой).